Инкери

Ранним утром  мы вы выезжаем с северной окраины Санкт-Петербурга.  Мы – это Михаил Браудзе, гендиректор издательства «Гйоль», его жена Екатерина Смирнова, дочь София и автор этих строк, заместитель ответственный редактор «Инкери» Андрей Пюккенен. Позади остаются симпатичные, будто вписанные в окружающую природу дома Соснового Бора.

 В Вистино останавливаемся в центре поселка у столба с красочными указателями на ижорском языке. Хороший опыт, неплохо бы распространить его на другие местности, где живут ингерманландские финны, вожане и ижорцы.

В Лужицах подходим к прекрасному терему из лакированных бревен с кованными воротами. В скором времени здесь должен поселиться Водский народный музей. Строительство ведет одна из компаний, связанных с портом в Усть-Луге.  Сосновый лес сменяет индустриальный пейзаж – бесконечные цистерны, причалы и железнодорожные пути нового порта.  Мы останавливаемся около входа в лютеранскую церковь прихода Куземкино. Неподалеку – два автобуса из Финляндии. В храме проходит духовное собрание. Прекрасная белая церковь с высокой острой крышей, к сожалению, осталась фактически в том же виде, в каком была в момент передачи верующим в 1990 году.  Даже окна по- прежнему заложены кирпичами, напоминая о некогда находившемся в этом здании клубе.

Прихожан немного, но люди собираются в своём храме, проходят богослужения и духовные собрания. В здании администрации при местной библиотеке создан прекрасный музей, посвященный истории этих мест. К сожалению, в этот день он закрыт.

 

 

 

Сворачиваем на грунтовую дорогу, уходящую под сень соснового леса.

Прекрасный морской пейзаж вознаграждает получасовую тряску по вдребезги разбитой дороге.  До горизонта тянется бесконечный пляж, обрамленный серебристыми ивами и соснами. Мелкий почти белый песок, свежий морской ветер. Людей не то чтобы нет – примерно по два-три человека на сто метров.  Едем по пляжу.

Где то далеко впереди – маяк, ажурная вышка.  Маяк и вышка – на другом берегу, уже в  Эстонии. Метрах в 40, уже на другом берегу  Наровы, эстонская пограничная застава, к бетонной стенке пришвартован патрульный катер с развевающимся на корме сине-черно-белым флажком. Чуть дальше утопающие в садах аккуратные домики Усть-Нарвы.
Возвращаемся в Куземкино.  Впереди – два аккуратных кирпичных домика,- деревня Хайники. Здесь с 1920 до 1940 года проходила граница между СССР и Эстонией.
Освещенные солнцем луга, травы по пояс на месте деревни Кулла. В высокой траве не найти даже следов фундаментов. Где-то здесь, всего в 200 метрах от былой границы стоял дом Леандера Рейо,  общественного деятеля Эстонкой Ингерманландии и редактора газеты Sanaseppä. В ночь с 1 на 2 января 1931 года он вышел проводить неких людей пришедших к нему. После этого его никто не видел. Двадцатисемилетним он ушел в неизвестность, став частью истории своей земли. Писатель Арнольд Ару посвятил ему пьесу «Inkerin kuningas». Еще в 90-е годы можно было найти людей,  видевших в детстве  “короля Ингерманландии».  Заросшие кустарником берега речки Мертвицы, которая некогда была пограничной.
Мы едем дальше. Семейство аистов, по хозяйски прогуливающихся по полю – привычная часть местного пейзажа, удивляет нас, больше привыкших к окрестностям Санкт-Петербурга и бесконечным лесам Северной Ингерманландии.
Широкий разлив Россони, вдалеке – островки, поросшие тростником и осокой. Вдоль реки раскинулась деревня Ванакюля. Новенькие домик, обшитые сайдингом, соседствуют с почерневшими от времени бревенчатыми домами, покрытыми шифером или дранкой.  В центре деревни – недавно построенная православная часовня из лакированных бревнышек. Неподалеку – стенд, повествующий об истории этих мест, установленный по инициативе и на средства одного из новых жителей деревни.

 

 

 

 

Неподалеку от въезда в деревню на кладбище – переживший десятилетия СССР памятник на могиле эстонских солдат, погибших здесь в 1919 году,  во время гражданской войны.
Корова, вышедшая на дорогу (как выяснилось – сейчас единственная в деревне) перегораживает дорогу и нам приходится долго сигналить.  Здесь, в Ванакюля нас ждет встреча с Николаем Дмитриевичем Пыдером. Ради этой встречи мы проделали неблизкий путь по просторам Западной Ингерманландии.

 

 

Хранитель истории села Ванакюля

Николая Ильича Пыдера можно c уверенностью  назвать хранителем истории своей деревни.  Представитель древнейших жителей этих земель – ижорцев, он произнес первые свои слова на местном наречии ижорского языка и сейчас свободно говорит на языке предков.  Правда, людей, с которыми можно поговорить на языке, на котором еще в послевоенные годы говорило большинство жителей, можно пересчитать по пальцам одной руки. Он старейший житель Ванакюля, помнящий и времена Эстонии, и июльские дни 1940 года, и голодные послевоенные годы.  Но Николай Пыдер не только свидетель, но и человек, увлеченный историей своего края, постоянный автор кингисеппской районной газеты «Время». Им  написана книга «Деревня Илькино-Ванакюля».
Мы сидим  на скамейке, прислонившись к разогретой солнцем темной бревенчатой стене старого дома.  Сколько  лет  дому  хозяин не знает, но точно что построен не позднее ХIХ века.  В этом доме он родился, сюда вернулся после войны, здесь жили его родители.  Участок – аккуратно подстриженная лужайка с пышными островками белых и фиолетовых флоксов. Несколько грядок, на которых свекла, картошка, огромные кочны капусты.  Николай Дмитриевич не спеша начинает рассказ.

«Я родился в 1924 году. Родители мои были крестьянами. Говорили в нашей деревне на местном наречии ижорского языка. Тогда здесь была Эстония. Фамилия моих предков – Захаровы, но в 1930 году приехали чиновники и всех жителей обязали взять эстонские фамилии. Тогда моему отцу предложили взять фамилию Пыдер, достаточно распространенную в Эстонии »,-рассказывает Николай Дмитриевич.  До революции православные ижоры были прихожанами церкви в Кейкино. После того, как Кейкино осталось за границей, некоторые православные жители ездили в Ивангород в Знаменскую церковь.  В  Ванакюля была часовня. Среди жителей было немало и баптистов, стоял баптистский молитвенный дом.  Три-четыре  жителя деревни входили в «Кайтселиит» — добровольное местное ополчение.  Николай Дмитриевич вспоминает имена двоих из них —  Александр Кангас и Федор Мяги. Это были солидные люди, лет под сорок, главы семейств.
В 1932 году Николай Пыдер пошёл в школу. «В детстве (мне тогда было 6 лет) мама в Нарве купила мне русскую азбуку и я изучил русские буквы, научился читать. Чуть позднее изучил финские буквы, стал немного читать по-фински и по-эстонски. В то время местные эстонцы требовали, чтобы все обучение в школе шло на эстонском.  Впрочем, эстонцев здесь было не так много — учителя, чиновники, пограничники, торговцы. Активисты из ингерманландских финнов считали, что и финны, и ижоры должны учиться на финском языке. И к государственному старейшине Константину Пятса направились две делегации. Президент принял мудрое решение – дать каждому возможность самому выбирать язык обучения. В шестиклассной школе в Калливере работали параллельно и финские, и эстонские классы.  Однако со второго  класса я учился на эстонском, постепенно хорошо освоив его»,-рассказывает Николай Пыдер.
Учился Николай хорошо, уроки отвечал быстро, легко.  Отличался сообразительностью, способностью к изучению языков. Как-то собрал выписанную из  Швеции сеялку, разобравшись в инструкции на шведском языке.  Однако учиться дальше не собирался, и своё будущее связывал  со своим домом, с крестьянским трудом. В 1937 году умирает его отец и на 14-летнего подростка ложится забота о семье и хозяйстве.
В 1940 году Эстония входит в состав СССР. Советскую власть жители встретили скорее нейтрально. Никто не радовался особо, но сопротивления не было.  В короткий предвоенный период  коллективизацию не проводили. В первые месяцы  советской власти многих радовала возможность встретиться со своими родными, оказавшимися в 1920 году по другую сторону границы.
Однако вскоре арестовали хозяина мельницы, а мельницу национализировали. Руководить мельницей назначили брата бывшего хозяина. В 1941 году неожиданно были арестованы Александр Кангас и Пауль Мяги.
Война

Начало войны, 20 июля немцы занимают Кингисепп.  Семнадцатилетний Николай Пыдер вместе с другом решают во что бы то ни стало уходить, эвакуироваться в Россию.
«Добрались до Усть-Луги, там встретили ижорок из Кейкино, с советской стороны границы. Вместе с ними сели в последний поезд с эвакуированными. Наши три пассажирских вагона отправили в Кировскую область. Ехали очень медленно. Наши три пассажирских вагона все время прицепляли к разным поездам. Сошли на станции Опарино. Женщины, жившие с советской стороны границы и знавшие советские порядки, сказали, что нужно идти в исполком»,- рассказывает Николай Дмитриевич. Переночевали в коридоре, а утром пришли подводы, отправили в колхоз «Организатор».
Эвакуированным предоставили пустовавший дом. Парни стали работать в колхозе. За работу выдавали продукты — в основном картофель и муку.  Так прошёл год. Николай достаточно хорошо освоил русский язык, появились хорошие знакомые среди местных жителей. Неожиданно случилось несчастье — друг заболел и умер.
В августе 1942 года Николай Пыдер, которому исполнилось 18 лет, был призван в армию.  По паспорту он значился эстонцем. В окрестностях тоже было немало эстонцев, предки которых переселились сюда еще при царях, покинув Эстонию в поисках свободной земли. .  Вместе с местными эстонцами он попал в Свердловскую область на станцию Еланик в 1-й стрелковый эстонский полк, где шла подготовка солдат для 7-й и 249-й эстонских дивизий, уже сражавшихся на фронте.  Пройдя курс подготовки он вскоре стал младшим сержантом, попал в учебную команду и уже сам обучал новобранцев.
Вся служба в полку — и команды, и учеба, и политзанятия проходили на эстонском языке.  В начале 1943 Николай Пыдер вместе с другими солдатами попадает под Великие Луки, где вел бои Эстонский корпус. А 31 января  1944 года началось наступление в сторону Эстонии. После освобождения Кингисеппа, эстонские дивизии РККА закрепились на правом берегу Луги, готовясь к отражению контрнаступления со стороны немцев.  Части Эстонского корпуса занимали позиции от Кингисеппа до Котлов.  Однако немцы не предпринимали попыток вернуть правый берег Луги.
Вскоре Николая Пыдера, знавшего финский язык, вызвали в штаб. Его попросили согласиться пойти переводчиком в дивизию, воевавшую на Карельском перешейке. В это время готовилось наступление против войск Финляндии, вошедшее в историю под названием Выборгская операция. Николай Пыдер сначала попал в разведроту,  воевал в её составе,  а через некоторое время  стал переводчиком при командире 372-й Новгородской стрелковой дивизии.
«Название места не помню. Помню только, что деревня была в 8 километрах от Выборга. Снаряд упал примерно в 5-6 метрах от меня, я потерял сознание. Двое солдат, стоявшие слева и справа от меня погибли. Очнувшись, почувствовал, что левая рука не действует. Дотронулся до неё, а оттуда — фонтан крови. Рука была уже оторвана, висела только на коже и жилах. Через некоторое время подошли два санитара. Посовещались,  и стали ножницами перерезать сухожилия. Ранили меня часа в два-три, а доставили в медсанбат только вечером. Было много раненых и операцию сделали только к полуночи»,- вспоминает Николай Пыдер.  С Перешейка санитарным поездом доставили в Ленинград, неделю или две лечили в больнице . А через неделю раненных отправили в Кинешму, в госпиталь, размещенный в здании школы.
Демобилизация, инвалид II-й группы… Перед возвращением домой захотел обязательно увидеть Москву, съездил туда на денек и поехал в Ленинград, а потом — в родную деревню. Николай Пыдер был отмечен правительственными наградами, среди которых — орден Великой отечественной войны 1-й степени.

Возвращение

В 1944 году во время ожесточенных боев за Нарву жителей Ванакюля переселили подальше от фронта — в  Волосовский район в деревню Кальмус.  Там жила его мать. Некоторое время прожил там.  А в ноябре на лошадях вернулись в родную деревню.
Николай Пыдер вернулся к крестьянской жизни. Дома в деревне в основном уцелели, хотя, конечно, был беспорядок, оставшийся после пребывавших здесь войск. Где-то сарай разобран, где-то — жердь или бревно выломаны для строительства  землянок и блиндажей, укрепления окопов.  Во время оккупации некоторые семьи вместе с ингерманландскими финнами эвакуировались в Финляндию, однако большинство осталось в деревне.  Из тех, кто уехал, никто не вернулся — кто-то остался в Финляндии, кто-то перебрался в Швецию, а одна женщина даже оказалась во Франции. Вскоре после освобождения, в конце 1944 года, Ванакюла и окрестные деревни были переданы Кингисеппскому району Ленинградской области, однако в деревне об этом узнали только в мае 1945года. Вскоре  Николай Пыдер женился на Раисе Васильевне, тоже ижорке.   Вместе им было суждено прожить больше 60 лет, вырастить сына и дочь.
«Пару лет хозяйствовали по-прежнему, единоличниками, а в 1948 приехали  из Кингисеппа, стали призывать создать колхоз. Ну что же, ясно было, что этого не миновать. Меня избрали председателем. Колхоз «Восход» был маленький — всего 16 человек. Такие же колхозы  были и в других окрестных деревнях»,- рассказывает Николай Пыдер.  Выращивали пшеницу, рожь, овес, ячмень, картофель, турнепс — в общем -то же самое, что и до войны в своих хозяйствах.   В послевоенные годы в колхозах и совхозах  зарабатывали мало, жили голодно. К тому же   мужчин в принудительном порядке отправляли на лесозаготовки — бесплатно, и «на своих харчах». Тогда молодежь начала уходить в город, где на заводах требовались рабочие руки. В основном — в Нарву.
Вскоре колхоз «Восход» вместе с другим небольшим колхозом в деревне Каростель  присоединили к рыболовецкому колхозу «1 мая» в селе Венкуль.  Однако рыбаки  уделяли мало внимания земледелию и поля стояли необработанными. Через некоторое время  две деревни присоединили к совхозу «Ударник-Ропша». В 90-е годы совхоз был переименован в «Прибрежный» и не так давно прекратил существование.
Несколько десятилетий Николай Пыдер отдал нелегкому сельскому труду, работая в совхозе бригадиром, вырастил сына и дочь.

Венекюля или Ванакюля ?

Ещё в послевоенные годы заинтересовался он историей родного края.
Многие годы Николай Дмитриевич читает  краеведческую литературу,  записывает рассказы людей и свои воспоминания. Он активно участвовал в создании исторического музея при Куземкинкой библиотеке,передал в музей,  сохранившиеся у него традиционные предметы быта ижорской семьи.   В музей была передана и сохраненная им старинная икона, некогда хранившаяся в деревенской часовнею, сгоревшей много десятилетий назад.
Поработав в  архивах, Николай Дмитриевич выяснил, что первое упоминание о родной  деревне относится к 1306 году. В немецких архивах того времени упоминалась Руссише дорф (Русская деревня). Жили здесь в действительности русские люди, либо так называли православных ижорцев — неизвестно.  Местные жители называли её «Венекюла», что обозначает тоже самое, так она значилась и на шведских картах. В русских документах деревня  по крайней мере с 1571 года и до начала 20-х годов прошлого века носила название Илькино.  Нынешнее название Ванакюля (по-эстонски — «старая деревня») появилось в эстонский период где-то в начале 20-х годов.
При этом произошел своеобразный казус — историческое название «Венекюля» было присвоено соседней деревне Венкуль, которая у местных жителей, тоже  ижорцев,  называлась по другому — Väikylä.
«Раньше часто ездил в Вистино на ижорские праздники, общался с сойкинскими ижорцами. Сейчас — тяжело»,-говорит Николай Дмитриевич.
На вопрос о том, сколько ижорцев живет в Ванакюля, отвечает, что в деревне говорят по-ижорски четыре человека. Кроме того, многие дома принадлежат потомкам ижорцев, которые живут постоянно в Эстонии, приезжая на родину в основном летом.
Андрей Пюккенен

 

Теги: